А расчеты «сорокапятки» не зря прозвали «смертниками» — сражаясь в первых порядках пехоты, стреляя прямой наводкой с открытых позиций, они несли огромные потери. Нине Луценко (Букреевой), наводчице 209-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона, не раз приходилось смотреть смерти в лицо. Вместе с другими артиллеристами она прошла все круги фронтового ада, выжила в самых жестоких сражениях. Сегодня Нина Сергеевна — гость «Городских известий».
— Нина Сергеевна, каким было ваше детство?
— Я родилась в деревне Букреево под Курском. Была пятым ребенком в семье. Хорошо помню, как проходила коллективизация, как мстили раскулаченные. Помню страшный голод, который был из-за неурожая в 1933 году. Люди умирали на улице. В этом же году пошла в первый класс. К 1935-му жизнь стала налаживаться. С 10 лет я помогала маме работать в колхозе (она была звеньевой), вместе со взрослыми женщинами полола и прорывала сахарную свеклу, просо. Труд очень тяжелый, но в деревне дети приучены к нему с дошкольного возраста.
В 1937 году я перешла в Бесединскую среднюю школу. Она была одна на весь район, за пять километров от нашего дома. Учителей слушала, стараясь запомнить каждое их слово, потому что учить уроки дома было невозможно. Утром вставала очень рано, чтобы не опоздать в школу, а вечером, только начав читать учебник, засыпала от усталости. Вот такое у меня было детство, впрочем, как у большинства в сельской местности.
После семилетки поступила во Льговскую фармшколу. Училась хорошо, все предметы давались мне легко. Двоюродный брат, работавший в аптеке, говорил, что возьмет меня к себе провизором. Год проучилась, и тут лето 1941-го. Приехала домой на каникулы, пошла в школу на выпускной вечер, после которого мы с подругами гуляли по улице, обсуждали, как будем этим летом работать в колхозе. Будущее представлялось нам очень счастливым, а утром пришла страшная весть — война!
Все собрались на колхозном дворе перед репродуктором и со слезами слушали выступление Молотова. Старшие братья ушли на фронт, старшая сестра, вышедшая замуж за военного, жила на Дальнем Востоке. Так старшей стала я, мне было 15 лет. В октябре 1941 года в нашу деревню пришли оккупанты.
В нашем доме поселился полковник со штабными работниками. В их комнате стоял радиоприемник, и, когда случайно они ловили Москву, мы прислушивались к каждому слову.
Фашисты зверствовали. Однажды у моей двоюродной сестры (она жила через дом от нас) расплакался полуторагодовалый ребенок. Немец вырвал его из рук матери и выбросил на улицу в сугроб. К счастью, малыш остался жив.
Вскоре после этого случая гитлеровцы согнали всех жителей деревни на луг. Кто-то выдал наших ополченцев, моих одноклассников, двоих Николаев — Сабельникова и Букреева. На глазах у односельчан их раздели до нижнего белья, расстреляли и приказали не трогать. Дома я горько плакала и решила при первой возможности уйти на фронт, чтобы отомстить фашистам за всех замученных и убитых ими людей.
Наступил февраль 1943 года. Все мы чувствовали, что скоро придут наши. Как-то я пошла на другой конец деревни, чтобы узнать, почему там суетятся немцы. Оказалось, пулеметные гнезда ставят. Мы с подругой сидели у окна и наблюдали за ними. Вдруг один из них вошел в дом — огненно-рыжий, закутанный в узорчатый посадский платок, да еще и плетеные лапти на сапогах. «Матка, яйки!» — грубо сказал он матери. Мы с подругой рассмеялись — ну что это за вояка! И нам совсем не было страшно. А он сдернул с головы платок, со злостью бросил его в угол и вышел.
— Как вы оказались на фронте?
— 4 февраля наши войска освободили Букреево. Офицеры и солдаты 121-й Краснознаменной стрелковой дивизии рассредоточились по уцелевшим избам. В нашем доме тоже расположились квартиранты. Мама достала спрятанных от немцев кур, сварила суп, принесла из погреба хлеб. Накормили солдат и уложили спать на полу на соломе. Я выстирала их портянки, разложила на печи и тоже легла спать. Но мне не спалось. Я окончательно решила уйти на фронт и мучительно думала о том, как это сделать.
Перед рассветом стрелковые части ушли из деревни, остался только отдельный истребительный противотанковый дивизион. Я бросилась к его командиру майору Александру Туркину: «Возьмите меня с собой! Я комсомолка, пригожусь вам!»
— Еще чего, только детского сада мне не хватало, — строго ответил Туркин.
— Пожалуйста, возьмите, — взмолилась я, — я все умею делать, всему научусь!
За меня вступился замполит Борис Рудницкий, но Туркин был неумолим: никогда еще не было в его дивизионе девушек.
Тут на помощь мне пришла мама:
— Ой, сынки, возьмите Нину. Я знаю ее натуру, она все равно уйдет на фронт. Я вижу, вы люди хорошие, порядочные, мне будет спокойнее, если она с вами уйдет.
Мама убедила строгого командира, и меня взяли санинструктором. Утром 5 февраля я со своими артиллеристами на машине ехала на фронт. При освобождении Курска наша дивизия обошла город и вышла во вражеский тыл. Благодаря этому немцы не успели взорвать город, уже заминированный ими.
Позже наша дивизия дислоцировалась под Рыльском и пополнила свой боевой состав курянами-новобранцами, повзрослевшими за время оккупации. Здесь проходило обучение новичков. Условия были приближены к боевым. Я вместе со всеми изучала материальную часть пушки, училась стрелять изо всех видов вооружения. Солдатская наука давалась мне легко. В конце июня командир дивизии генерал Ладыгин решил проверить нашу боевую готовность. Выкопали параллельно друг другу траншеи, в которых укрылись солдаты и я вместе с ними. Нас проверяли на танкобоязнь. Наша задача была бросить в проходящий над нашими головами танк учебную гранату. Увидев танк, я встала из траншеи, подпустила его поближе и бросила ему в гусеницы гранату. Он проехал над нами, я стряхнула с себя ком земли и бросила вторую гранату.
— Страшно, когда танк над головой?
— Конечно, страшно, но я себе внушила, что не имею права бояться.
После проверки на танкобоязнь построили всю дивизию. Мне, 17-летней девчонке, объявили благодарность и присвоили звание ефрейтора. От смущения я покраснела, казалось, что у меня даже волосы стали красными. Преодолев волнение, сказала: «Служу Советскому Союзу!»
На всю жизнь запомнилась похвала комдива Ивана Ладыгина: «Молодец, Букреева, теперь ты настоящий солдат. Зачислить в расчет».
— Где был ваш дивизион, когда началась Курская битва?
— В ночь с 4 на 5 июля мы с выключенными фарами ехали в белгородском направлении в сторону Яковлево. Остановились, и началась трехчасовая артподготовка. В орудийном расчете, которым командовал старший сержант Василий Летош, я подносила снаряды, собирала гильзы. У нашей «сорокапятки» ствол раскалился докрасна. Только слышно было, как командир орудия кричал: «Откройте рты, полопаются перепонки!»
Рассвело. Фашисты в страшном переполохе. Мы же смешали весь их передний край с землей. Они собирались в четыре утра начать наступление, а мы уже в три часа задали им жару!
Бои шли до 23 августа. Курская дуга разогнулась, а наша дивизия пошла к Рыльску и 30 августа освободила его. В этот день погиб наш наводчик. Мне вручили прицел «сорокапятки», и до конца войны я была наводчицей.
— Вы были единственной девушкой в дивизионе. Наверное, это сложно?
— Ребята очень оберегали меня. Но во время боя никаких скидок не было. Каждый делал свое дело. Мне вспоминается форсирование Днепра. Ночью по опущенному в воду мосту на машинах с выключенными фарами переправляли орудия, а мы на плечах несли ящики со снарядами по 32 килограмма каждый. И я ни в чем не уступала мужчинам. Не знаю, откуда у меня только силы брались.
— Приходилось «выходить на дуэль» с фашистскими «тиграми»?
— Много раз. Особенно трудным был бой в степях Украины. Мы были на марше, как вдруг ездовой закричал: «Быстрее, быстрее, танки!»
Артиллеристы знают, что у 45-миллиметровой пушки не было никаких шансов пробить броню тяжелого «Тигра» даже в упор. Но в свое оружие надо верить! Не верила бы я — не устояла перед натиском фрицев. Мы укрепились за углом небольшого дома украинского хутора и приняли бой. Смотрим, идут 12 танков, а у нас всего четыре пушки. Вы не представляете, как быстро в бою мысль работает. Я подумала, а дай-ка попробую под башню, и направила снаряд как раз между корпусом и башней. Ее у «Тигра» заклинило, и он уже не мог нормально стрелять. Третьим снарядом мы попали ему в бок, где у танков находятся боеприпасы и горючее. Он загорелся. Потом еще четыре танка подбили, четыре успели уйти, а остальные уничтожили подоспевшие нам на помощь «катюши».
— Какая боевая награда для вас самая дорогая?
— Орден Красной Звезды, которым меня наградили за этот бой.
— Где закончили войну?
— В Чехословакии под Прагой, где перестрелки с остатками немецких частей и разного рода предателями шли до 12 мая.
— Как сложилась ваша жизнь в мирное время?
— Работала бухгалтером в университете марксизма-ленинизма, секретарем и делопроизводителем в горкоме партии. Лучший период моей трудовой деятельности связан с заводом на КЗТЗ, где я работала сменным мастером в чугунолитейном цехе. В моей смене было 53 человека, в основном женщины. В женском коллективе руководителю надо иметь особую гибкость ума. Мне удавалось найти общий язык со всеми.
Большое место в моей жизни занимает общественная работа. Много лет я состою в клубе «Фронтовые подруги», занимаюсь патриотическим воспитанием подрастающего поколения. Встречаюсь с детьми в школах на уроках Мужества, на Посту № 1, в музее «Юные защитники Родины». Молодежь с большим интересом слушает правду о войне.
- Комментарии
Загрузка комментариев...