Таких домов в частном секторе не один десяток – с косой двускатной крышей и синей облупившейся краской на стенах. Соседние строения обрастают кирпичом, покрываются сайдингом, прячутся за трехметровыми заборами, а здесь все остается неизменным – и разросшийся сад, и низкая калитка с бесполезным шпингалетом на внутренней стороне. В одном из таких домов по улице Городской живет Константин Мартынов – очевидец и оккупации, и освобождения Курска, и возникновения микрорайона Аккумуляторный. В гости к нему прийти просто – дверей он не запирает, потому что визитеры случаются редко, да и передвигаться приходится с помощью костылей, а воровать в доме нечего – кроме рассказов о прошлом. Впрочем, этой ценностью Константин Васильевич делится охотно.
Родился он в Курске в 1932 году в деревне 2-е Цветово (в состав города она вошла только в 55-м году) и вырос на той же улице, где живет и поныне, только в доме другом – через дорогу. В семье было семеро детей – тогда в каждом дворе было по 10 человек, и улица гремела. «Сейчас все стихло», – с грустью замечает Константин Васильевич. Отец его работал конюхом в колхозе «Красный якорь» в Стрелецком районе (ныне Курский), а мама – в доме отдыха Курского Губсоцстраха, в который после революции превратилась усадьба Нелидовых (сейчас здесь санаторий «Моква»).
– Когда пришел немец, я учился в школе, мне было девять, – вспоминает ветеран. – Школа была раньше домом богатой семьи Романцовых. Они жили в районе улицы Широкой. Их раскулачили, и из здания сделали учебное заведение. В год начала оккупации осень была дождливая, урожай – плохой. К новому году немец начал завозить под Курск продовольствие и оборудование: помню, с юга и с запада привозили бадьи с водой, сани, лыжи, питание, печки переносные. Заняли территорию недостроенного завода «Аккумулятор», стали возводить вокруг склады.
Завод «Аккумулятор» начал строиться в 1936 году. Константин Васильевич рассказывает, что на месте теплиц на остановке Ольховской жили поденщики в землянках. Они приезжали на лошадях, нанимались на работу на завод, возили туда песок, строили и копали. Изначально территория вокруг завода была занята одноэтажными и двухэтажными деревянными домами, и только для управляющего персонала возвели красивое четырехэтажное здание в сталинском стиле из шлакоблоков. Во время оккупации там жили немецкие офицеры. Сейчас дом №7 уже не найти на карте – к 2015 году его снесли.
– Когда узнали летом, что началась война, народ ходил какое-то время потухший, напряженный и растерянный, – говорит Константин Васильевич. – Первой стала обвыкаться молодежь, начали какие-то частушки про войну придумывать. Вот, например:
«Проводила братца
На войну с германцем драться,
Проводила Гулю,
Чтоб германцы шли под пулю».
С приходом немецкой армии настроение изменилось.
– У нас появились старосты и полицаи, где сами вызвались, где выбора не дали, – вздыхает ветеран. – Полицай был главный по деревне, а староста – по улице. Я их всех знал, но не сдал. Хотя один у нас все равно отсидел 10 лет, а другой уехал в Америку – уж как ему это удалось, не знаю. Сразу появились доносчики – мы называли их болтунами. Немцы искали партийных и идейных, забирали, куда отправляли – неведомо. Все боялись и хотели выжить. Немцы поселились в домах при заводе. Привели с собой и пленных – говорили, из-под Ленинграда и Вязьмы. Помню, для отопления немецкого жилья они ходили рубить сады яблоневые что росли на месте нынешней фабрики техтканей. Немцы пришли со своей едой, забирали у народа только коров. Одна женщина не хотела отдавать корову – убили ее и четверых детей.
Еды все равно не хватало. Люди собрали плохой урожай, лишились сыра, творога, молока. Мальчишки искали воробьиные яйца, а по весне вся деревня собирала щавель на лугах и другие травы. В тот год морозы стояли крепкие, а с отоплением были проблемы, земляные полы в домах промерзали. Отца Константина Васильевича с началом войны забрали на фронт, поэтому забота о семье легла на материнские плечи. Иногда детей брала бабушка – она жила неподалеку.
– Однажды, когда был у бабушки, ночью раздался стук. Был ноябрь 41-го, – вспоминает собеседник. – Пришел дядя Миша с другом, в плащах-палатках, с автоматами и гранатами. Они вели подрывную деятельность, сказали, что скоро партизаны будут взрывать мост через Сейм по приказу Доронина и Масленниковой (первый секретарь бюро Курского обкома ВКП(б) и заведующая спецотделом бюро – прим. авт.). Потом немцы сделали понтонный мост и объезжали обломки старого справа. Кусок от старого железного моста еще лет 10 лежал на берегу реки, сейчас там девятиэтажки стоят, а тогда была деревня, мы называли ее Коноплянка.
Район завода перед оккупацией бомбили три раза, как помнит Константин Васильевич. Потом было тихо. Однажды он стал свидетелем расстрела пленных на территории завода:
– С пацанами проделали лаз в заборе и иногда пробирались на немецкие склады, ума немного было. Мы знали, что пленные содержались в подвале недостроенного корпуса. Однажды их всех вывели и расстреляли, человек 60. Я видел, как после расстрела немец добил одного лопатой.
1942-й кое-как пережили, немцев стало меньше, бараки и склады почти никто не охранял. Следующей зимой люди оттуда вытащили теплые сапоги, шинели и одеяла.
– Немцы уже отступали, но некоторые еще были в городе, – вспоминает Константин Васильевич. – Как-то ночью постучали в дверь. Мать перепугалась, ключ найти не могла, но они все равно зашли – пятеро. Легли, оружие на пол поставили. Утром проснулись: «Матка, курка!». А мы кур на всякий случай прятали под полом, их-то всего четыре осталось. Они пошли по деревне искать, а как дверь входная стукнула, курицы клювами в заслонку металлическую – тюк, тюк, тюк. Немцы им сразу шеи свернули, я кинулся со злости к автомату отдавать не хотелось. Немец разозлился и поставил нас к стенке. Вот где страшно стало. Сестренка тогда сразу умерла – разрыв сердца случился. И другой немец его остановил.
После освобождения Курска привычный быт восстанавливался. Семье Мартыновых пришлось приютить двух рабочих с ремонтно-механической базы, что находилась рядом с территорией современной ТЭЦ-1. Они занимались ремонтом тяжелого вооружения. Семья обзавелась немецкой печкой-буржуйкой, а мужчины приносили тайком угля для топки. Так и грелись.
– Весной 43-го был сильный паводок, реки разлились, – продолжает рассказчик. – Помню, ближе к июню пошли мы с ребятней к речке – сказали, там армия советская моется. И правда, на той стороне толпа людей стирала одежду, купалась, мыли машины, дальше стояли танки. Весной мы с мальчишками пошли в колхоз работать, овощи сажать. В сентябре уже в школу стали ходить. Я еще два класса закончил, а в пятый – пошел в школу на Волокно, сейчас в этом здании церковь. Доучился до 6-го класса, в 7-й не пошел, устроился на завод учеником токаря, было мне 15 лет.
В те времена население платило повышенные налоги, кроме того, существовали обязательные поставки сельскохозпродукции, но народ сдюжил и это. Три года Мартынов отработал на заводе, в 18 лет призвали в армию – пять лет отслужил на флоте в Севастополе.
– Вернулся я в Курск в 55-м году. И снова пошел на завод работать, только теперь слесарем. И работал там до 1994 года, пока на пенсию не вышел, – не без гордости заметил Константин Васильевич.
Есть у пенсионера дети – сын и дочь, но видятся они редко. Константин Васильевич планирует записать и структурировать воспоминания, а в обработке обещал помочь хороший друг – поэт и писатель Лев Боченков.
– Хочу, чтобы все это сохранилось, – делится собеседник. – Я еще помню бабушкины рассказы! Так, она говорила, что на месте завода и ТЭЦ-1 было раньше поле, степь. Потом посадили яблони, большой сад, аж до фабрики техтканей он был. Там было раньше небольшое поместье Аммосовых, потому деревню рядом до сих пор называют Аммосовкой. Сад постепенно вырубили. А на месте Волокно был лес, а дальше – луга.
Меняется все вокруг: там, где были живописные поля, озера и леса, выросли многоэтажки и магазины, пролегли асфальтированные трассы. Жизнь наполнилась шумом трамваев, звуками светофоров и автомобилей. «Не изменились только люди, – констатирует Константин Васильевич. – Это не хорошо и не плохо, а просто – есть».
- Комментарии
Загрузка комментариев...
