С уважением,
семья Булатниковых.
Этот памятник самый «старый» из всех на поныровской земле. А еще это самый первый монумент героям Курской битвы. Сооружен он был в ноябре 1943-го: до конца войны почти два года, а памятник уже вознесся над Тепловскими высотами. С его верхней точки просматривался Берлин.
На открытии выступал наводчик орудия Андрей Васильевич Пузиков.
Памятник посвящен бойцам 3-й истребительной противотанковой бригады. Курская битва началась 5 июля. Направление главного удара – Ольховатка – не стало неожиданностью для штаба Центрального фронта: враг продвинулся всего на семь-восемь километров, а ведь рассчитывал к концу дня быть под Курском.
6 июля немцы сменили направление главного удара. Бои разгорелись западнее Ольховатки – на Тепловских высотах, где был стык двух армий – 13-й и 70-й. В первой половине дня авиация и артиллерия обрабатывали передний край, а после обеда в атаку пошли танки. И тут свое слово сказали артиллеристы 3-й истребительно-противотанковой бригады полковника Вениамина Рукосуева. Расчет, которым командовал сержант Петр Катюшенко, уничтожил три фашистских танка и полностью сохранил состав – редкий случай. А вот первая батарея капитана Георгия Игишева несла большие потери. И расчет Петра Катюшенко был передан из батареи Дмитрия Андреева в первую – игишевскую.
7 июля был для артиллеристов «тихим» днем. Немцы не предпринимали танковых атак. Дело в том, что они вновь изменили направление главного удара. На этот раз бросили силы на Поныри. Весь день и вечер шли бои за райцентр. За каждый дом, даже за будку. И здесь немцы не добились своего.
И они заметались – три дня боев, а почти никакого продвижения к Курску.
8 июля враг пошел на решающий штурм. И вновь на Тепловских высотах. На наши позиции двинулось свыше 300 танков. И первыми на их пути встали артиллеристы 3-й бригады.
8 июля считается пиком сражения на северном фасе. Обе стороны понимали: или – или. С самого утра восьмого числа адом на земле стали Тепловские высоты. Авиация с неба, артобстрел и полчища танков... Все горело, взрывалось, утро превратилось в ночь из-за дыма. Гибли расчеты. Разъяренные немцы, попадая на позиции артиллеристов, расстреливали и мертвых, и раненых. Танки давили пушки... В этом аду игишевская батарея уничтожила 17 танков.
Отчаянно сражалась пушка 2242. Убило ее наводчика. Но замковый Андрей Пузиков занял его место. Взрывом ранило командира Катюшенко. Одну руку он перевязал, из другой зубами достал застрявший осколок. И продолжал подносить снаряды.
Еще взрыв. Когда земля осела, Пузиков понял, что они с Катюшенко из всей батареи остались одни. И еще осознал, что командир больше не помощник – его ранило в ноги. Тогда бывший колхозник из липецкого села Ксизово остался и за командира, и за наводчика, и за подносчика. Болела голова, осколком срезало кожу у виска, она висела и мешала целиться...
Но он воевал. Один. Бронебойным – по танкам, осколочным – по пехоте. Бронебойным... Осколочным... Подносил, заряжал, целился, стрелял.
Враг стремился уничтожить дерзкую пушку. Еще один взрыв. Тишина. Пушка замолчала.
Очнулся Андрей от того, что кто-то тряс его за плечо.
– Живой? Ты живой?
Андрей осмотрелся. Узнал командира огневого взвода Картузова. Увидел пушку – без колеса она лежала в стороне.
– Пушка!
Они вдвоем столкнули ее в укрытие, поставили на ящик из-под снарядов. И бой продолжился. Картузов подносил снаряды, Пузиков целился и стрелял. Осколочным, бронебойным...
Из-за дыма не видно было ничего. Вдруг из-за горящего танка вынырнул еще один. Он двигался на пушку. Пузиков успел выстрелить и даже рассмотрел, что танк дернулся. Это было последнее, что он увидел в том бою...
Картузова убило сразу. Пузикова спустя пять часов обнаружили санитары. Он был без сознания. Но санитары почувствовали, что в нем теплится жизнь. Раненого доставили в Фатеж. Он пришел в себя через сутки.
8 июля полковник Рукосуев, командующий 3-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригадой, послал в штаб дивизии радиограмму, что первая и седьмая батареи героически погибли. А Пузиков не погиб. Хирурги вынули из него четыре осколка, пятый не смогли – он так и остался у правого глаза. С ним Андрей и прожил всю военную и послевоенную жизнь. Он еще воевал, дошел до Берлина.
И вернулся в родное село Ксизово под Липецком, в свой колхоз. Работал как и прежде. Кормил страну. О войне не рассказывал – трудно было вспоминать...
Страна, выстоявшая в такой страшной войне, поначалу не праздновала победу. 9 мая был обычным рабочим днем. И только после 20 лет молчания о Победе заговорили. Да так громко, что многие содрогнулись! Книга Сергея Смирнова «Брестская крепость» словно сняла с глаз повязку – мы увидели много героического, возвышенного. Заработали поисковые отряды школьников, студентов, рабочих. Ветеранов стали приглашать на встречи.
В Курске историей бригады полковника Рукосуева занимался кооперативный техникум. И следопыты нашли Андрея Пузикова. В мае 1993 года в Курск со всей страны приехали ветераны бригады. В основном те, кто пополнил ее уже после Курской битвы. Приехал и Андрей Пузиков.
По долгу службы я присутствовал на торжествах в кооперативном техникуме. Слушал ветеранов, восхищался и плакал...
Андрей Владимирович стал гостем в нашей семье. Горжусь этим. А наутро ветераны поехали на поныровскую землю. Конечно, побывали и у памятника артиллеристам. Ветераны, студенты, ученики 27-й школы стояли у памятника и ждали его – героя битвы. Артиллериста. Простого русского мужичка.
50 лет они не встречались – пушка и ее последний хозяин – Андрей Пузиков. Он подошел, остановился. И умолк. Все тоже молчали. Чувствовали, что сейчас творится в его душе.
Наконец, он сказал, как выдохнул:
– Пушка – моя, лафет цел, а колеса – не мои. Их оторвало тогда...
Он рассказал собравшимся историю подвига...
Они были Героями, но не знали об этом.
- Комментарии
Загрузка комментариев...
