«Пусть помнят люди и пусть помнят народы»
Свежий номер: 26 марта 2024 (4962)
тираж номера: 2509 экз.
Архив номеров
USD 77.17
EUR 77.17
Версия для слабовидящих
Электронная копия газеты Оформить подписку
16+
«Пусть помнят люди и пусть помнят народы»


Исключительный день в тысячелетней истории Курска – 8 февраля. Это пора возвращения к жизни в 1943-м после года с лишним немецкой оккупации – страданий и унижений, виселиц и расстрельных рвов. Наверное, только в незапамятную пору Батыева набега выпало курянам столько бед, как от новой «проклятой орды».    
Они не ввезли в Курск ни одной иголочки, ни одного перышка. Закрыли школы. Закрыли театры. Закрыли библиотеки. Что они открыли? Дом терпимости на улице Невского. Открыли торжественно. Герр доктор Фогт произнес речь: «Мы несем веселье в ледяную пустыню». Около двух тысяч немцы убили, девять тысяч отправили в Германию. Мы знаем теперь, что такое «новый порядок». Он существовал много тысяч лет тому назад. Тогда его называли «торговлей рабами». Свыше десяти тысяч умерли от эпидемий. Пепел, щебень, мусор, железный лом, скелет города – вот что принес курянам «новый порядок». В ком есть толика любви к своей стране, к своему народу, до смерти не простит немцам Курска»…

«Горе и слезы были уделом»
Через месяц после того как Советский Союз узнал о трагедии, пережитой Курском, 26 марта, горожанами и представителями Красной Армии был подписан «Акт о зверствах гитлеровцев в Курске и об убытках, причиненных хозяйству города». Даже его фрагменты красноречиво говорят, что такое германский нацизм…
«После занятия Курска немецкими войсками начались избиения и расстрелы мирного населения. Расстрелы производились в домах, на улицах и даже в больницах. Так, около здания медицинского института в один день было убито 25 человек, около городской бани –10, у хлебозавода – 5.
В Сапоговской больнице немцы отравили 550 человек и 350 уморили голодом. Трупы их выбросили в ров на съедение собакам.
Гитлеровские изверги расстреляли всех евреев, оставшихся в Курске. По неполным данным, фашистские мерзавцы расстреляли 2 тысячи человек, в том числе известных всему городу врачей: Гильмана, Шендельса, Шокмана, а также учителей Кашникова, Карцинель и других.
Немцы зверски замучили и расстреляли большое количество военнопленных. На территории организованного фашистами лагеря, где томились красноармейцы и командиры, попавшие в плен, обнаружены под снегом десятки трупов убитых. Их расстреливали группами и в одиночку. Стреляли в спину. Убивали не только способных двигаться, но и тяжело больных, находившихся в изоляторе.
Жители города подвергались массовому ограблению. Оккупанты отбирали одежду, обувь, белье, продукты питания.
Уничтожив магазины и рынки, гитлеровцы «организовали» в городе голодовку… От голода и эпидемий умерло свыше 10 тысяч человек, в том числе учителя: Иванов, Гатилов, Калинников, Афонская, Артамонова и многие другие.
…Все крупные городские предприятия разрушены. 120 млн рублей составляют убытки от разрушения промпредприятий. За 15 месяцев разрушено и совершенно сожжено 98 магазинов… Ценное оборудование магазинов вывезено в Германию. Убытки, принесенные хозяйству советской торговли, исчисляются в 5 млн рублей.
Оккупанты разграбили и уничтожили лечебные учреждения: областную больницу, областную туберкулезную больницу, 15 детских яслей, областную физиотерапевтическую лечебницу, областную поликлинику, областную станцию переливания крови, областной дом санитарного просвещения, областную и городскую малярийные станции, 5 городских больниц, 9 поликлиник и амбулаторий, 3 родильных дома и 4 консультации, 28 здравпунктов. Убытки от разрушений и грабежа имущества, принадлежащего этим учреждениям, исчисляются более чем в 11 млн рублей.
До оккупации в городе был 65 общеобразовательных и специальных учебных заведений, где обучалось свыше 35 тысяч учащихся. Во время оккупации в Курске было разрешено иметь только начальные школы, ютившиеся в частных домах, в которых «числилось» 2 тысячи учащихся. Средние школы были запрещены. Учебники изъяты. Десятки школьных зданий, детских домов и других культурных учреждений сожжены или разрушены…
Самые лучшие здания на улицах Ленина, Дзержинского, Горького, Радищева взорваны или сожжены (Дом Советов, Дом Красной Армии, цирк, гостиница, педагогический институт, медицинский институт, Государственный банк, кинотеатр «Октябрь» и многие другие).
Разрушены коммунальные предприятия, взорвана водопроводная станция, все большие городские мосты, дизельная электростанция. Разрушены почти все многоэтажные благоустроенные жилые дома, построенные за годы пятилеток. Убытки по жилому фонду и коммунальному хозяйству составляют свыше 50 млн рублей.
Во тьму был погружен город в дни немецко-фашистского нашествия. Горе и слезы были уделом жителей его. Пепелище и развалены оставили оккупанты, отступая под могучими ударами Красной Армии. Нет и не будет пощады подлым извергам».
Оригинал документа хранится в Государственном архиве Курской области. Текст публиковался в сборнике «Курская область в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов» (1960 год).

Последний обход доктора Шендельса
Даже одна-единственная человеческая судьба из многотысячного черного перечня потрясает. Речь пойдет об уважаемом в Курске и за его пределами враче-фтизиатре Иосифе Шендельсе, или Шейндельсе, как писалась эта фамилия долгое время. Как у еврея, у Иосифа Борисовича не было шансов уцелеть в оккупированном Курске. Но погиб он ранее других и даже не из-за принадлежности к своему народу (этого пришельцы узнать не успели), но из-за принадлежности… к званию Человека!
Он родился в 1884 году в Минске в семье учителя. Старший брат Михаил учился на медика в Петербургском университете, но сам скончался от туберкулеза. Потрясенный этим несчастьем Иосиф, хотя подавал надежды как пианист, резко изменил жизненные планы и сам стал учиться медицине. Долг исполнял и во время Первой мировой, в 1915 году награжден орденом св. Станислава III степени «Высочайшим приказом по военному ведомству». После революции в 1925 году был уполномоченным Наркомздрава по курортам Крыма, участвовал в создании уникального санатория, о чем докладывал в телеграмме на имя первых лиц государства Калинина, Семашко, Сталина и Рыкова: «Ливадия открыта 1 мая… Пролетарская кузница здоровья приложит все силы к ремонту трудящихся». После Иосиф Борисович покинул этот райский уголок и вернулся в Курск, где заведовал клиникой и где жила его семья. Дочь Евгения Иосифовна (1916-1995) была лингвистом с мировым именем.
Недавно опубликовали записные книжки Даниила Хармса (Ювачева), одного из классиков детской литературы. Ленинградский поэт находился в Курске в 1932 году в ссылке  – обычная судьба человека, не принимавшего Советскую власть. У Хармса была предрасположенность к туберкулезу, и когда он ощутил признаки легочной болезни, совсем упал духом. «В субботу 13 августа к вечеру я чувствовал себя неважно. В воскресенье 14 августа я понял, что я болен. Болела голова и чувствовался жар». 18 августа: «Я установил, у меня плеврит в правом легком». Далее: «Безошибочно определяю, что у меня чахотка». И вывод: «Я болен духом и телом». Несчастный подавленно перечисляет курских врачей, к которым безуспешно обращался: Кац, Шеболдаева, Чеханов, Козлова. Но вот больному рекомендуют доктора Шендельса. Поэт сразу отмечает: у директора тубдиспансера «пора… (зачеркнуто, очевидно, предполагалось слово «поразительный») тончайший слух». Корифей медицины установил процесс в легком, назначил на исследование и… обещал все устроить даром (изгнанник был гол как сокол, единственной ценностью был нательный крестик, оброненный при осмотре; Шендельс нашел реликвию и вернул). Результаты исследования оказались обнадеживающими, вскоре Даниил Иванович почувствовал себя лучше. Встречи доктора и пациента продолжались до самого возвращения Хармса в Питер (говорили уже не о хворях, – об искусстве, литературе), а дружеская переписка – и того дольше. Ушли из жизни собеседники почти одновременно. Хармс погиб в первую же блокадную зиму от голода. А о кончине праведника поведала его дочь.
«Это было 9 февраля 1943 года. Мы все – педагоги, собравшиеся в преподавательской, приготовились слушать дневное сообщение Информбюро. Напряженно вслушивалась я в слова диктора. В те дни радио сообщило о взятии Курска – моего родного города. Там остался отец – старый, всем известный врач по легочным болезням, о котором я ничего не знала со времени оккупации. Военный корреспондент газеты «Правда» описывал впечатления при въезде в Курск. С грустью слушала я слова о разрушенных домах, о площадях и улицах разоренного города. Ведь я знала там каждое дерево, каждый камень. Затем диктор рассказывал, как много интеллигенции истребили немцы. Сердце мое сжалось. Внезапно я услышала: «Героической смертью погиб известный в городе врач Шендельс»…
Через три дня муж провожал меня в Курск. Его товарищ, летчик гражданского воздушного флота, вез в освобожденный город медикаменты. Он согласился взять меня с собой.
И вот я в родном городе. Бывало летом, когда студентов распускали на каникулы, я приезжала в Курск. Отец встречал меня на вокзале. Я очень любила его, да и все любили доктора Шендельса – это был популярнейший человек города, умный, сердечный, гуманный, такой, каким должен быть врач. Я шла теперь одна. Разрушенные дома, выбитые стекла, куски обоев на стропилах сожженного фасада дома – последняя примета прошлого уюта, как все это резало глаз и болью отдавалось в сердце! Друзья рассказали мне об отце. Когда немцы подходили к городу, ему предложили эвакуироваться. «Я не оставлю своих больных, – сказал отец, заведовавший санаторием для туберкулезных, – а им невозможно ходить, кроме того, всякие волнения чреваты для них последствиями. Я останусь с ними».
В город вошли немцы. Они начали бесчинствовать. Из светлого, просторного санатория были изгнаны все больные, и там разместились офицеры. Больные валялись на земле… «О, – только мог выговорить мой отец, полный ярости, – на земле, ведь это губительно для легких». Он бросился в дом. Часовые его не пускали, его, в течение сорока лет служившего здесь, отдавшего столько внимания и любви делу излечения людей. На шум вышел офицер. Отец мой был горячий человек. Он рванулся к офицеру, он потребовал возвращения больных в палаты, может быть, даже хотел ударить офицера, ответившего циничным смехом и надругательством над больными.
– Расстрелять, – крикнул офицер, скрываясь в дверях. Отца тут же убили. Он лежал на главной площади, и горожане, хорошо знавшие его, печально смотрели на старого доктора. Лишь через неделю немцы разрешили убрать труп. Отца тихо похоронили за городом».
  • Комментарии
Загрузка комментариев...