Жизни сотен курян «положили под сукно»
Свежий номер: 26 марта 2024 (4962)
тираж номера: 2509 экз.
Архив номеров
USD 77.17
EUR 77.17
Версия для слабовидящих
Электронная копия газеты Оформить подписку
16+
Жизни сотен курян «положили под сукно»
Картина, которую нельзя не заметить в «крестьянском» зале краеведческого музея, напоминает посетителям об одной из самых трагичных страниц в истории курского края. 200 лет исполняется громкому уголовному делу, которое стало еще одной горькой страницей в истории крепостного права в России.

Картина Репина… достойна

Но сначала заглянем в «дворянский» зал музея. Огромное полотно, некогда украшавшее усадьбу князей Барятинских – Марьино, иногда приписываемое академику Антонио Бруни, запечатлело небывалую идиллию: господа и их рабы, практически в одинаковых одеяниях, радуются обильному урожаю (был и парный холст «Посев», но его судьба ныне неизвестна). Эта умилительная небывальщина выглядела уместной на коробке конфет «Княжеские» (были такие в ассортименте местной кондитерской фабрики). Но настоящими землепашцами, если им, конечно, случалось каким-то чудом оказаться на парадной лестнице княжеского дворца, произведение известного мастера наверняка рождало далеко не лестные слова в его адрес…
Совсем другие чувства вызывает картина земляка, ученика великого Ильи Репина, основателя Курской картинной галереи и спасителя Сергиево-Казанского собора, – Петра Константиновича Лихина. Ее название обстоятельное и нейтральное: «На суконной фабрике О. К. Брискорн в селе Прилепы». При первом же взгляде на этот шедевр реализма у курян и гостей города сразу же сжимается болью сердце. Без сомнения, автор «Бурлаков на Волге» и «Крестного хода в Курской губернии» гордился бы столь талантливым продолжателем.
Барыня со стеком в руке, готовая выместить гнев на любом из десятков персонажей, – это Ольга Брискорн (1773-1836), она же «курская Салтычиха», владелица 60 тысяч десятин землями и 5 тысяч «душ» в Курской, Екатеринославской и Петербургской губерниях. Село Прилепы Дмитриевского уезда (ныне Хомутовского района) предприимчивая вдова Федора Брискорна (чиновника МИДа, дослужившегося до сенатора) приобрела у потомков Эрнста Иоганна Бирона – некогда фактического правителя Российской империи. Этот вельможа, по преданию, был далеко не гуманистом, но для бироновских крепостных перемена хозяина принесла новые, невиданные лишения, хотя это казалось и невозможным.

Из Прилеп – на Сенатскую площадь

Еще когда Ольга Константиновна только обустраивала первую в черноземных краях суконную мануфактуру, началось неладное. Как впоследствии было установлено следственной комиссией во главе со Степаном Семеновым – человеком исключительной честности, будущим декабристом, строители-крестьяне не могли покинуть территорию объекта ни на один день, отчего не смогли возделывать свою землю и оказались полностью зависимыми от подачек барыни. А подачек этих почти и не было. Словом, первый же год владычества Брискорн уменьшил население Прилеп на сотню здоровых и крепких прежде работников. Когда же фабрику запустили, на местном кладбище каждый день кого-нибудь потихоньку зарывали без отпевания и гроба. Из 379 крепостных на мануфактуре 90 были детьми начиная с семилетнего возраста. Рабочий день – часов этак 14-15, сон – здесь же в цеху, на полу на соломе. Еда – хлеб со жмыхом, по ложке каши и 7-8 граммов червивого мяса (с собой принести нельзя, да и неоткуда – хозяйства совершенно разорены). Прием этой немыслимой пищи завершался еще и обыском – чтобы не припрятывали сверх «нормы». Плети, батоги, палки, кнуты были нормой даже для детей. Зарплата выдавалась раз в год. При этом «предпринимательница» вновь обирала рабочий люд донельзя.

Как подсчитал Степан Семенов, с октября 1820 года по май 1821-го от голода, болезней и травм умер 121 рабочий, из них 44 – моложе 15 лет. 74 человека были погребены священником, остальных зарыли в ямы без гробов

Даже по прошествии двух столетий факты злодеяний из «Дело комиссии Брискорн», хранящееся в Центральном государственном архиве, буквально вопиют к гражданской совести. Заглянем же в документ, который занимает увесистый том и ради которого отважный декабрист не испугался барского гнева курских крепостников во главе с губернатором Алексеем Кожуховым (тот был с «Салтычихой» в приятельских отношениях).
«Трем главным родам жестокостей подвержены крестьяне г-жи Брискорн:
1) Правилам управления ими.
2) Небрежению к физическим страданиям их даже от увечья за господским делом.
3) Истязаниям, им причиняемым.
… Примеры невнимательности к душевным скорбям людей.
Ирина Белова, у которой, в бытность ее фабричною рабочею, умерла на фабрике в сентябре 1821 года полуторогодовая дочь, продолжала работать свой урок в виду тела дочери, лежавшего на окошке подле места работы матери.
Варвара Медведева, о которой упомянуто уже, говоря о принуждении фабричных к работам несоразмерным, работала пред масленою неделею 1822 года, когда умерший ночью на фабрике на руках ее сын ее по четвертому году не был еще погребен, тело сего младенца снесено было тогда с фабрики.
Федосья Слободчикова, в бытность фабричною, на фабрике за самою, так сказать, работою своею видела в мае 1822 года последний вздох находившегося при ней пятилетнего сына больного.
На работах господских изувечены некоторые из крестьян помещицы Брискорн.
Повреждены некоторым руки, пальцы или суставы. Иным оторваны пальцы или суставы. Есть примеры других увечий. Получивших повреждения неизлечимые и увечья от машин фабричных 16, самомолотней 3, от других нечаянных причин за господским делом 7, всего поврежденных неизлечимо и изувеченных 26 человек обоего пола и разного возраста.
Все они освидетельствованы чрез медицинских чиновником, и 22 из них освидетельствованы при поверенном г-жи Брискорн… или при управителе, при коих причины повреждения объявляемы ими были. Помещица на вопрос, какой причине приписывает она изувечения, наипаче на фабрике машинами произведенные, отвечала: «Ежели бы кто и получил какой вред от машины, то не от чего иного, как от неосторожности, а не от тяжести работ».
Ни на кого из изувеченных не обращено от помещицы внимания, которое, по крайней мере, могло б утешить несчастного в понесении калечья.
Сего года, в январе, крестьянский сын Иван Гапонов, в несовершеннолетии еще, на молотильне в деревне Добром Поле попал в колесо и убит оным в голову до смерти.
По следствию открыто, что содержание людей в железах и в работе в оных было употребительно в имении г-жи Брискорн.
Разные показания заставляют заключать, что обыкновеннее содержали людей в железах за побег собственный, за побег родных или по подозрению в намерении бежать.
… Кто малейше начальствовал над людьми или приставлен был к надзору за господскими работами в отчине г-жи Брискорн, всем тем не возбранено было наказывать телесно или бить людей, и сии претерпевали наказания и были биты за малые проступки, и безвинно наиболее били их, понуждая к работе.
Люди были наказываемы и биты без разбора пола, возраста и несмотря на беременность женщин. Наказания и побои произведены палками, руками, уступками, прутьями, конским кнутом, плетью — одним словом, чем на месте наказать и ударить было можно. На дворового человека Наума Рябого объявили 244 человека причинение им от него побоев; из них 216 женского пола». Несмотря на эти обвинения, курская «Салтычиха» отделалась тем, что ее мануфактуру передали в государственное управление. После чего она, заскучав, вернулась в Петербург, где считалась «эталоном доброты и меценатства». Умерла в 1836 году, оставив богатейшее наследство своим детям. В их числе была и Елизавета Федоровна Брискорн. Вчитаемся в строки письма, полученного ею летом 1832-го как раз в Прилепах.
«Моя сестрица, ты настоящий ангел. Вчера я получила твое письмо, и за него тебя благодарю тысячу раз. Уверяю тебя, что прежде, чем его прочесть, увидела только твою руку, без Матушки. И кровь моя застыла. Милый друг, если тебе еще раз удастся самой мне написать, постарайся сообщить, прежде всего, почему она сама не пишет. Твое письмо прекрасно, тысячу раз прекрасно, и ты показываешь, что у тебя весёлый вид. Ох, моя сестрица, я тебя знаю, ты обманываешь, мой дружок, позволь мне сомневаться в этой очевидности; я вижу тебя с полными слез глазами в карете, едущей в Курск… Пишите мне всегда, не через Севск, потому что это идёт 9 дней, а через Дмитриев, я туда отправляла все эти 8 дней два раза… Прощай, моя сестричка, целую тебя миллион раз, пиши мне всегда как в этот раз, и я буду счастлива».
Автор письма – Наталья Николаевна Пушкина, жена и муза великого поэта. Елизавета была замужем за крупным государственным деятелем Александром Левшиным (1796-1879), который, в свою очередь, был знаком с Александром Пушкиным, и гений русской литературы консультировался с ним, создавая «Историю Пугачевского бунта», как с автором работ о жизни яицких казаков. Семьи близко пересеклись в 1831-1832 годах: Пушкин снимал квартиру в доме Ольги Брискорн на Галерной улице в Петербурге. Таким образом, дом Брискорн вошел в историю пушкинианы как первая семейная квартира Пушкиных в Петербурге.
Вот о чем может рассказать только одна картина из богатейших фондов Курского областного краеведческого музея.

Фото предоставлено областным краеведческим музеем
  • Комментарии
Загрузка комментариев...