Работать ради тех, кому еще можно помочь

Я точно знал, что буду медиком
– Кирилл, традиционный вопрос: на выбор профессии повлиял пример родителей?
– Сколько себя помню, хотел быть врачом. Хотя родители никакого отношения к медицине не имели. Отец – художник-график, поэт, переводчик. Мама – учитель математики – шутила, что на двоих с папой – три высших образования: по одному профильному и по одному неоконченному.
Мне не было и 6 лет, когда старшая сестра поступила в мединститут, с интересом наблюдал за ее учебой. Получается, с медицинским вузом познакомился раньше, чем со школой, окончив которую, подал документы в лицей с химико-биологическим уклоном. Правда, университет моей мечты сразу «не поддался», пришлось год поработать монтажником сотовой связи. Это позволило мне не только на жизнь заработать, но и оплатить репетиторов, чтобы «подтянуть» предметы. В 2006 году, наконец, стал студентом медико-профилактического факультета Курского медицинского университета. После ординатуры в 2012-м интернатуру проходил по специальности врач-эпидемиолог.

Прием больных в медпункте школы, которую открыла миссия «Our Kids in Africa» около 10 лет назад. Любой житель трущоб может прийти и получить консультацию и бесплатные лекарства

Точка невозврата
Особенных планов не было, но годом ранее случайно пришло приглашение на ознакомительную поездку в Кению от человека, который занимался благотворительной деятельностью в Африке. На тот момент поехать не смог – приближалась зимняя сессия. А еще нужно было заработать деньги. Но мысль засела, и я стал прицельно отслеживать информацию: читать материалы, смотреть видеоотчеты миссионерских поездок. Страшная нищета, голодные брошенные дети, состояние местной медицины – все это меня сильно цепляло. Понимал, что могу быть полезен там.
Но точкой невозврата стал фильм «Проповедник с пулеметом» о южном Судане, основанный на реальной истории бывшего байкера-наркомана, который, освободившись от зависимости, решил основать приют для африканских детей. Твердо решил: коплю деньги, летом получаю диплом – и еду.
– Как зарабатывал на первую поездку?
– Особенность христианских миссий стран бывшего СНГ в том, что нет никакого фонда, оплачивающего проезд, проживание и питание волонтера. На свое содержание либо зарабатываешь сам, либо ищешь спонсора.
У меня была возможность откладывать социальную стипендию, каждую неделю работать по пять ночных смен в «Макдональдсе».
Но труднее всего было наладить канал связи с миссией. Использовал все добытые контакты. А поскольку в то время в Кении было туго с интернетом, ответ ждал долго: уже было начало июня, а я даже не знал, какие прививки надо сделать. Но, к счастью, со мной связался волонтер (по специальности ветеринар) из Украины, который и объяснил все нюансы. Обязательную прививку от желтой лихорадки (делается раз в 10 лет) в то время можно было сделать только в Москве. В середине июля мы улетели в Кению, город Китале, где уже 4 года работал реабилитационный центр для уличных детей.
– Как близкие отнеслись к твоему выбору?
– На тот момент родителей уже не было – отец погиб, когда мне было 4 года, в 1991 году, а мама умерла в 2008-м. Старшие сестры, конечно, опасались: Кения – не самое спокойное государство, но к моему выбору отнеслись с уважением.
– Какое впечатление от первой поездки?
– Меня, конечно, психологически подготовили. Но нельзя передать словами весь ужас жизни маленьких кенийцев, у нас к собакам лучше относятся. Дети живут на улице, ночуя в мешках из-под риса на свалках. Имея живых родителей, бегут из дома от побоев или безразличия. Добывают на пропитание попрошайничеством, воровством, или выполняя грязную работу. Как следствие: большинство беспризорников становятся зависимы от клея – дешевого и мгновенного способа забыться. Некоторые дети нюхают его с трех лет. А в последнее время их калечат другие доступные наркотики.
В стране существует служба по досмотру за детьми. Почти в каждом отделении полиции есть так называемый детский офис, но реально они не работают.
И хотя везде развешаны плакаты с лозунгами «Противодействие детскому на-силию», «Здесь не берут взятки», на деле никто и пальцем не пошевелит ради защиты ребенка.
Хуже того, недобросовестные служители закона могут, арестовав подростка за бродяжничество, избить его или изнасиловать. Либо «поставить» на деньги, поймав на воровстве, а бездомному ребенку в городе скрыться очень сложно – полиция знает все места ночевок. Поскольку с 14 лет у несовершеннолетнего наступает уголовная ответственность, его могут посадить в тюрьму, где он просто сгниет. Были случаи, когда дети просто вешались, не имея возможности заплатить «долг».
Конечно, есть нормальные семьи, но проблема бесправия и унижения женщин и детей глобальна. Приходится почти ежедневно сталкиваться с такого рода несправедливостью и сейчас, когда стал отцом, острее это чувствую. Но с другой стороны, появился психологический защитный барьер. Стараюсь не закапываться в переживаниях (иначе просто надорву сердце), а работать ради тех, кому еще можно помочь.

Семья – надежный тыл
– Кирилл, как ты нашел спутницу жизни, которая разделила твои убеждения?
– Мы познакомились с Галиной в интернете, переписывались. Когда понял, что возникла взаимная симпатия, дал понять: если она готова меня поддерживать, то есть смысл в серьезных отношениях. Галя согласилась. Потом приехал к ней в Воронеж в отпуск, сделал предложение, познакомился с семьей. Уехал еще на 10 месяцев, заработал на свадьбу. В 2015 году мы поженились и через полтора месяца отправились в «свадебное путешествие» в Африку.
У нас – трое детей, все родились в России. 5-летняя любознательная Майя с утра может озадачить таким вопросом: «Почему называем африканцев черными, если они коричневые?». Или таким: «А когда уйду быть родителем, Мартин останется с вами, чтобы папе не было грустно?». Мартину недавно исполнилось 4 года, но он уже твердо решил стать космонавтом. А маленькой Лее еще нет и года, и папе только предстоит рассказать ей, почему она носит имя принцессы космической саги «Звездные войны».
Диплом ландшафтного дизайнера Галина отложила и пока «работает» мамой, занимается домом и помогает по мере сил в миссии.
– Как детям удается жить в двух таких разных странах?
– Они лучше адаптируются, чем взрослые: чувствуют себя свободнее. Занимаются в игровом классе – это что-то среднее между первым классом школы и старшей группой в детсаду. Общаются на родном языке и английском, дружат с местными детьми, ходят в гости.
– Свободное время бывает?
– Если удается вернуться пораньше, занимаюсь с детьми, читаю, готовлю. В последней поездке так сложилось, что по пятницам готовил ужин.
– Что-нибудь из кенийской кухни?
– Нет такого понятия «кенийская кухня» как что-то самобытное. У них все просто: запечь на костре, пожарить, потушить. Многое заимствовано из индийской или арабской кухни. Любимое блюдо моей семьи – все, что приготовит папа.
– Чем зарабатываешь сейчас на семью?
– Делаю детские массажи. Три года веду Инстаграмм – у меня 25 тысяч постоянных подписчиков. Если возникают материальные трудности, обращаюсь с просьбой к подписчикам.

Множество маленьких деревень прячутся среди приземистых деревьев и колючих кустарников, прорезанных густой сетью пастушьих тропинок. Люди тут лечатся только народными методами. Тяжелый быт и высокая смертность ( в том числе и детская)

Африка ужасна?
– Сколько раз был в Африке?
– Уже девять. Пару раз были в Южном Судане, но в основном трудимся в Китале. Наша миссия арендует дом на 8-15 человек, который охраняется частной фирмой. Волонтеры – учителя, строители из России и Украины. У нас есть начальная школа для детей из трущоб, где их не только обучают знаниям, но и организуют досуг, оказывают медицинскую помощь. Детей из особо бедных семей кормят три раза в день. Бывает, что к нам попадают подростки из соседнего государства Уганды, они бегут от голода в города, чтобы найти пропитание, живут на территории миссии какое-то время, как в интернате. Не теряем их из виду, пока они не вырастут.
Если ребенок приходит с улицы с «букетом» зависимостей, наша цель – помочь ему и вернуть в семью. Последнее время есть контакт с государственными службами – по крайней мере, нам не препятствуют в посещении семьи ребенка, чтобы узнать, почему он сбежал от родителей.
– На каком языке приходится общаться?
– В основном на английском, суахили – пока на примитивном уровне. Если приходится посещать удаленные племена, у которых есть свой язык, помогает переводчик из местных. Территории поделены, коренные кенийцы могут десятилетиями не покидать свою деревню. Хотя взрослый среднестатистический кениец знает три языка: дома общается на языке своего племени, в городе говорит на суахили, а английский чаще использует для диалога с белыми.
– Как все успеваешь? Насколько знаю, в миссии ты – единственный медик.
– День начинается в 7 утра. Если нет никаких срочных вызовов, три раза в неделю с 8 утра веду прием больных. В комнате площадью 10 квадратных метров размещаются и офис, и медпункт, и склад со спортивным инвентарем, канцтоварами, учебными материалами. Обычно к полудню очередь из нуждающихся в помощи людей исчезает. После обеда – длительный обход трущоб, там ждут тяжелобольные и пожилые пациенты. Но после душной каморки свежий воздух радует.
Трущобы в Кении называют английским словом «слам». Это «микрорайон» бараков из глины, пластика или разнокалиберных досок, покрытых ржавыми крышами. Коммунальных услуг в виде воды света и канализации по понятным причинам нет. Здесь обитают те, кто каждый день пытается выжить, те, кто берется за любую работу, чтобы прокормить себя и свою семью, и те, кто спивается и с равнодушием смотрит на судьбу своих детей. Преступность и проституция (в том числе и детская) здесь – почти норма жизни.
Иногда за помощью обращаются из окрестных деревень. Для этого арендую мотоцикл. Когда приезжаю в селение, оставляю его у знакомых – угнать не угонят, но скрутить что-нибудь местные могут.
Раньше белому было опасно появляться в сельской местности без сопровождения даже днем. Но со временем заработали кредит доверия. Понадобился не один год, чтобы деревенские малыши кричали вслед не «Mzungu, sweety» (европеец, конфету), а «Doctor, doctor» (Доктор, доктор), не выпрашивали мелочь и сладости. И это дорогого стоит. Теперь, если даже ночью приходится оказывать экстренную помощь, а не совсем трезвый местный житель выразит недовольство присутствием чужака на «своей земле», то соседи экспрессивной лексикой и парой тумаков успокоят недовольного.
– Насколько опасно сейчас в Кении?
– Бывают локальные столкновения между племенами, масштабной войны давно не было (последний крупный вооруженный конфликт – восстание Мао-Мао с 1952 по 1960 годы). Но есть риск наткнуться на банды в пустыне при длительных переездах в отдаленные селения. Кстати, солдаты в этих бандах зачастую несовершеннолетние. Как-то мы ехали организовывать клинику далеко от Китале, водитель попросил пригнуться – нас остановили вооруженные подростки. Обошлось несколькими кенийскими шиллингами (10 шиллингов – около 6 рублей). Если бы увидели белых, сумма была бы в разы больше. На следующем блокпосте к нам подсели солдаты, с ними добирались без приключений.
В городе, если дом не под охраной, криминальные элементы обязательно залезут поживиться, а в темное время суток одному ходить опасно – сначала убьют, а потом смотрят, что можно взять – жизнь не ценится.
– Какие они кенийцы?
– Очень эмоциональные. Есть черта, которая мне нравится, – они не зацикливаются на негативе. С белыми могут сгущать краски, чтобы получить помощь или деньги, но между собой или когда становишься «своим», умеют радоваться жизни – веселятся, поют, танцуют. Кенийцы эмоционально положительные, даже если жили в дисфункциональной семье. Сколько бы не хлебнули горя, зла и насилия, их психика при переходе в нормальную жизнь подстраивается. Людей в жесточайшей депрессии чаще вижу у нас, а не там. У россиян это в порядке вещей – жаловаться на жизнь.
Эти люди умеют быть благодарными, часто делятся продуктами. С моими па-циентами с голоду не умрешь.

Почти по Чуковскому: «Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит» – клиника на выезде: прием больных и раздача лекарств

Ковид – еще одна болячка
– Какая ситуация в Кении с ковидом?
– Кению, как и любую страну, эта проблема не миновала: люди болеют и умирают. Но медицина находится на таком уровне, что статистика по ковиду просто тонет в статистике других серьезных заболеваний – туберкулеза, брюшного тифа, малярии. И если у нас это страх и ужас, то там – плюс еще одна болячка.
Однако меры борьбы с распространением COVID-19 жестче. У них народ не загонишь сидеть по домам просто так – я уже говорил, что кенийцы очень эмоциональны, до взрывоопасности. Про первый локдаун узнали по грузовикам с военными: солдаты загоняли население по домам. Если увидели, что маска не на носу, можно и дубинкой по голове получить. Белых не бьют: они – источник денег, ограничатся штрафом. Прививки в стране платные – 10-15 долларов (для среднестатистического кенийца – целое состояние), больниц бесплатных нет, кроме гуманитарных, где уровень медицины оставляет желать лучшего.
– Как относишься к прививке от ковида?
– Положительно. Конечно, сначала были опасения и скепсис. Но потом по-смотрел медицинские журналы, не ангажированные в пользу России. Понятно, что вакцина не доисследована на всю побочку, но в целом она эффективна. Но лучше сделать прививку, чем переболеть. 100-процентной гарантии нет, но если заболеешь, в стационаре не будет необходимости. Я привился, перенес хорошо.

Жирафы – обычное явление, как у нас коровы. Кирилл с женой Галиной на краткосрочном отдыхе

Кения – это надолго
– Как долго планируешь заниматься волонтерской деятельностью?
– У меня часто спрашивают: «Почему Африка? Что, нельзя было у нас найти себе применение?». Но это все равно, что у терапевта спросить, почему он не хирург.
Пока на другом поприще себя не вижу. Есть проблема – дети подрастают, им нужно будет получать образование. Но надеемся найти выход в домашнем обучении.
– Чему научила эта страна?
– Только здесь понял, что есть настоящая дружба. Вопрос к Богу: «Почему Ты допускаешь такие бедствия?» сменился вопросом: «Почему Ты терпишь и не уничтожил человеческий род за все ужасы, что мы готовы творить друг с другом ради удовлетворения своих желаний?». Десятки тысяч километров в тесных душных автобусах по кроваво-красным дорогам, тысячи пациентов, взрослых и детей, тонны выписанных таблеток и литры вакцины от малярии, десятки метров швов, множество замечательных людей...

ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ