Психология преступника: есть ли шанс на исправление

Отказов от работы с психологом стало меньше

Слезы и раскаяние, непонимание случившегося и застывшие циничные взгляды, кажется, эти женщины все это видели и не раз…

– Как строится работа психолога?

Виктория Ярыгина:

– В первый же день поступления человека в учреждение проводим с ним беседу ознакомительного характера, чтобы понимать, кто к нам приехал и какая помощь ему понадобится. Никто не отменял и адаптивный период. Адаптивные способности у всех разные, поэтому нам нужно выявить, на каком этапе у человека могут быть проблемы, чтобы поддержать и помочь ему. Проводим как углубленное изучение личности при помощи диагностического инструментария, так и психоконсультативные и психокоррекционные беседы. Работа ведется в индивидуальном порядке, групповой форме и сключительно на добровольной основе. В последние годы отказов от занятий с психологом становится все меньше. Изначально эта наука была инородной для нашего общества, но прошли годы, и мнение изменилось – в сторону психологии повернулся и спецконтингент. Даже, если человек изначально на периоде адаптации по какой-то причине не захотел контактировать, в последующем пересматривает свое решение и обращается за советом. Иногда бывает так, что он не просит помощь, а хочет поговорить – присматривается к нам. Как правило, потом начинаем активную работу и понимаем, где у человека проблема. У подопечного может быть масса внутренних трудностей, зажимов и объяснить, почему так происходит в его жизни, он не может. Верю, что многим помогла.

– С какими вопросами обращаются?

Виктория Ярыгина:

– Они бывают разные. Ко мне как-то обратилась женщина со своеобразным вопросом, наверное, первым такого рода в моей практике. Она сказала: «Знаете, я шопоголик – бесконечно совершаю покупки, необдуманно трачу деньги». Причем, у нее на тот момент еще не  был вынесен приговор, сколько времени ей находиться в нашем учреждении – непонятно. Тем не менее, она настолько себя психологически комфортно чувствовала, что ее беспокоили моменты, которые с ней будут дальше. Очень важно, чтобы человек понимал свой будущий путь. Срок закончится – что дальше?

–  Задаете осужденным вопрос, почему они совершили преступление? Рассказывают ли они об этом?

Виктория Ярыгина:

– Мне важно получить обратную связь и ответ. Если говорим о краже, тут все довольно просто. Скорее всего это так называемая клептомания, потому что человек привык – он умеет это делать и не в силах отказать себе в удовольствии получить адреналин. Преступник может и не иметь материальных трудностей, но такая «работа» доставляет ему удовлетворение.  А бывает, что осужденный пошел на кражу, чтобы покормить младшую сестру. У меня уже есть определенный портрет личности. Он покрупично собирается из таких вопросов и ответов. Когда человек идет на совершение более тяжкого преступления, например, убийства, важно понять, для чего он это сделал, что могло бы изменить тот день. И мы прорабатываем этот момент. Иногда человек совершенно не раскаивается и отвечает: «Если бы судьба вернула меня в тот день, то я обязательно сделал то же самое». Кто-то говорит, что не было другого выбора, или был пьян.

Каждая история уникальна

– Действительно ли по внешним данным можно определить преступника и злодеяние, за которое он отбывает наказание?

Юлия Шорина:

– Надо сделать ремарку по поводу внешности. Человек может быть неадекватным, с психическим расстройством. Если имеются отклонения, то физиология, естественно, задействована. Мне кажется, путаница началась из-за того, что у людей некое недопонимание психологии и психиатрии. У шизофрении есть выраженные типы, по которым врач-психиатр делает определенное заключение, а здесь – по-другому. За всю практику по глазам поняла, что передо мной  убийца, только один раз. Почувствовала его взгляд спиной. Не общалась с ним, но сотрудники подтвердили, что на его счету – 25 загубленных жизней. Человек этот не с простой судьбой, прошел горячие точки. Да, есть люди неоднократно судимые, с определенным отпечатком, лица их, скажем так, не искажены интеллектом – вот такие явно видны. Но это не значит, что можем точно определить статью, по которой отбывал или отбывает наказание человек. Говорить, что грабитель должен выглядеть именно так, некорректно. Часто одно и то же лицо – и наркоман, и грабитель, и убийца. Возможно, это звенья одной цепи: падение началось и продолжается далее.

Виктория Ярыгина:

– А есть такие, которые говорят: «Ну, что вы, я всегда по 158-й».

Юлия Шорина:

– В бытность в детской воспитательной колонии отбывал наказание молодой человек. Мальчик рос в очень обеспеченной семье, не знал нужды ни в чем. У него было хорошее образование, знал несколько языков и производил впечатление интеллигентнейшего человека. Если встретить его на улице, то можно подумать, что он идет в библиотеку. Так за что же он находился за решеткой? Юноша был предводителем группы скинхедов, на его совести – 13 жесточайших убийств. Он приходил домой после совершенного весь в крови, а мать отстирывала одежду, покрывала, как могла. Поймали парня только после того, как он с приятелями убил очень известного шахматиста. Я с ним встретилась, когда ему исполнилось 19 лет, и спросила: «Вам не страшно жить, засыпать, думать о том, что убили 13 человек?». «А доказанных – три», – ответил он со спокойным лицом.

Виктория Ярыгина:

– Бывает так, что у виновного очень выразительные глаза, но на самом деле он совершил незначительное преступление, например, нашел банковскую карту на улице. Но чисто визуально можно подумать, что человек агрессивен. Знаете, за мою практику не было случаев, чтобы спецконтингент в моем присутствии повел себя как-то некорректно.

– Что толкает человека на повторные преступления?

Виктория Ярыгина:

– Сугубо мое мнение: определяющими факторами являются социальный уровень, на котором находится человек, и его окружение. Если рядом с ним люди асоциального поведения, которые злоупотребляют алкоголем или еще и наркотиками, то шансы на совершение преступления увеличиваются. Где есть зависимости, там есть и правонарушения. Бывает, виновный возвращается в колонию, а мы ему: «Как так?». На что слышим в ответ: «Опять друзья».

Юлия Шорина:

– У нас отбывал наказание мастер резчик-краснодеревщик, «золотые» руки. Каждый раз говорил: «Все, освобождаюсь. Жена и дети ждут». Через полгода – опять к нам. Рассказывает, что пошел встретиться со старыми друзьями и закончилось в итоге все плохо.

К преступлению может привести все что угодно. В большинстве своем у людей есть якоря и маячки, которые их останавливают. Но не все так просто, поэтому у нас есть целая психологическая служба со специалистами, которые разматывают «клубки», в том числе для исключения рецидивов преступления.

– То есть «систематизировать» осужденных не получится? Все индивидуально?

Виктория Ярыгина:

– Это живые люди. Есть определенные критерии, которые выработаны величайшими профессорами, но структурированности в этом процессе нет, тем более разделения на группы. Каждая история уникальна. Воспринимаем человека не как душегуба или вора, а как «боевую задачу». Отключаем личное отношение, эмоции. Вижу задачу – ищу решение.

Юлия Шорина:

– Статья может быть одна, а истории совершенно разные. У нас находилась женщина, учитель музыки, в очень почтенном возрасте – ближе к 70. Ей дали около 20 лет за то, что она убила близкого человека, когда он пытался изнасиловать ребенка. На теле мужчины обнаружили несколько десятков ножевых ранений. Когда она рассказывала о случившемся, рыдала так, как я никогда не видела. Однако отметила: «Ни о чем не сожалею, если бы это случилось еще раз, то я бы вновь это сделала – у меня не было выбора». Семья ее не оставляла, они были все это время с ней, поддерживали, приезжали, хотя жили на другом конце страны.

Виктория Ярыгина:  

– В ней проснулись качества, о которых она, скорее всего сама не знала. Ресурсы человеческого организма не изучены до конца, и мы не знаем, на что способен человек в стрессовой ситуации. Вот она повела себя так.  У кого-то пропадает дар речи, а кто-то идет на преступление. Восстановление социально-полезных связей – основной кит, на котором строится наша психокоррекционная работа. Если есть поддерживающие родственники, то у меня происходит внутреннее облегчение, понимаю, что процесс пойдет наверняка успешно.

Юлия Шорина:

– Семья – это очень мощные корни.

– Как обстоят дела с молодежью, которая прониклась «блатной романтикой»? Меняют ли свое мнение после попадания в колонию?

Юлия Шорина:   

– Ярых «фанатов» у нас сейчас нет. Расскажу одну историю на эту тему. В исправительном учреждении находился парень, который имел отношение к так называемому «блатному» миру. Его брат был по уши в этом. Молодой человек наблюдал и в один прекрасный момент решил, что тоже крут и достоин. По собственной глупости оказался в плохой компании. В итоге для парня все закончилось печально. «Ты неглупый. У тебя жизнь только начинается. Верни тебе тот миг, когда принял решение, как бы поступил?» – спросила у него. «Вот вы знаете, у меня девушка была, выбор с работой, у меня уже и дети бы были. И зачем я туда поперся?» – ответил молодой человек. Но замечу, 30% из того, что скажут осужденные, нужно воспринимать серьезно, а все остальное – в личном деле.

Виктория Ярыгина:

– Все считают, что больше не окажутся в колонии. Но освобождаются, появляются факторы, которые «помогают» совершить преступление, и снова здравствуйте.

Юлия Шорина:  

– Всегда провожу параллель между ними и девочками-закладчицами, которые все, как одна говорят: «Мы не знали, что за это предусмотрена уголовная ответственность, думали, административная». Здесь примерно такое же незрелое сознание, что за подобные деяния тебя не просто поругают.

– Действительно не осознают или лгут?

Юлия Шорина:

– Здесь сложно говорить, лукавить можно очень умело. В моей практике встречались случаи, когда человек был уверен на 100%, что за совершенные им действия не предусмотрено серьезное наказание, а потом был такой шок: и рев, и крики «мамочка, мамочка». Осужденные врут, оправдывая себя в какой-то степени, наверное. Был один разговор с девочкой-закладчицей, у которой я поинтересовалась, сожалеет ли она. «У тебя будут свои дети. Ты делала закладки в саду,  песочнице – ребенок мог найти, скушать и умереть», – говорю ей. На что она мне ответила: «А я здесь причем? Родители должны следить за своими детьми, это их ответственность». Мера раскаяния для меня была понятна. Я у нее еще поинтересовалась покупкой с первой «зарплаты» – как выяснилось, это была кожаная юбка. Говорю: «Стоит она шести лет жизни?» Тут ответила, что, конечно, нет. Были случаи, когда человек говорил, что поступил бы также,  просто не все шаги просчитал. В ИК-3 сидел умнейший молодой человек, работал в НИИ, а попал к нам за наркотические операции. Подтолкнула его к этому любовь. Дело в том, что дама его сердца была из разряда женщин, которые пользуются мужчинами. Он бесконечно перекрывал ее «хотелки», денег требовалась все больше и больше. Все это привело к тому, что он решился «подзаработать». Как только его задержали, благоверная сразу подала на развод, обчистила его полностью. Но сожалел он только о том, что допустил оплошность в этой противозаконной деятельности. Он мне так и сказал: «Юлия Витальевна, я все рассчитал, просто где-то была ошибка». Из колонии его ждали только родители. «Знакомые все отвернулись, никто не понимает, как до этих мыслей дошел. Но я очень хотел сделать счастливой свою женщину. Уверен, что я ее добьюсь», – добавил он в разговоре.

Виктория Ярыгина:

– У осужденных прослеживается ошибочная мысль: всех поймают, а меня нет.

– На ваш взгляд, преступником рождаются или становятся?

Виктория Ярыгина:

– Наверное, становятся. Есть масса примеров, когда дети из неблагополучных семей становятся грамотными специалистами и замечательными родителями. А бывает так, что человек родился с золотой ложкой во рту, но выбирает преступный путь.

ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ