«Что скажет история, сэр?»
Свежий номер: 14 марта 2024 (4959)
тираж номера: 4050 экз.
Архив номеров
USD 77.17
EUR 77.17
Версия для слабовидящих
Электронная копия газеты Оформить подписку
16+
«Что скажет история, сэр?»


Который год ведутся разговоры о принципиально новом учебнике истории для школьников. Судя по всему, задача оказалась весьма непростой. Потенциальные авторы такого учебника, вырвавшись лет 30 назад из цепких лап партийной дисциплины, так и не могут прийти к единым оценкам той или иной эпохи в нашей истории.    
Должно быть, им куда ближе многоголосье мнений и оценок, чем стройный хор – хотя бы в варианте для школьников. И «водяного перемирия» (вспомните Киплинга) здесь наверняка не предвидится. Побродите по интернету и убедитесь сами. Достаточно вспомнить такой термин, как «альтернативная история» с ее творческим беспределом. Истина всегда где-то посредине, но и эта «посредина» иной раз так смещается, что человека, учившегося в нормальной советской школе, оторопь берет. Вспомнить хотя бы пресловутых «укров», которых изобрели в Украине. Впрочем, за этим открытием отчетливо видится услужливая поза официанта, склонившегося перед клиентом-заказчиком с традиционным вопросом «чего изволите?». Хотя непостоянство – это давняя слабость исторической науки...
Для начала вспомним тот факт, что «отца истории» Геродота с давних пор величают еще и «отцом лжи», обвиняя порой и в выдумках.   Вернее, не столько его самого, сколько подход к истории, сложившийся с легкой руки этого ученого мужа и успешно дошедший до наших времен.
Впрочем, древние греки (праотцы нынешней европейской цивилизации) еще до Геродота считали историю больше искусством, чем наукой. Подтверждение – хотя бы тот факт, что муза истории Клио получила имя за умение дарить воспеваемым великую славу (kleos –  слава). Действительно, кому нужна историческая подлинность, если за дело берутся, к примеру, Гомер или Пушкин? Талант автора и форма изложения куда важнее. А если еще и сильные мира одобрительно кивнут…
Да и может ли история быть точной в принципе? Если нет, то до какой степени? То есть, каков должен быть максимальный «коэффициент Геродота», чтобы изложение не превратилось в сплошную легенду?
Скажем, за период после 1917 года на ниве мифологизации активно  потрудились не только собственно историки, но и в немалой степени литераторы, кинематографисты, художники – последователи и питомцы упомянутой выше музы. Впрочем, и древних авторов не сильно заботила историческая точность. К примеру, тот же Гомер написал о Троянской войне где-то в VIII веке до нашей эры, талантливо украсив картину событий. У него Клио буквально в каждой строке. Кстати, слепой поэт не был ни современником, ни (тем более) участником тех событий. Однако именно из этого источника мы знаем как минимум о существовании в далеком прошлом города Трои. А ведь проиграй греки в той войне, Гомеру не о чем было бы писать, и мы никогда не узнали бы об этом факте. Впрочем, это сослагательное предположение могло дать волю перу кого-либо из защитников этого города. Но историю пишут только победители…
Стало быть, нынче необходимо вести речь не просто о написании новых учебников, но в первую очередь – о развенчании (Гомер не в счет) глубоко укоренившихся легенд. А это непросто и довольно рискованно, поскольку обучаемый может прийти к выводу, что ему морочат голову в очередной раз, и навсегда отвернуться от этого предмета.
Кто может гарантировать, что учебник, о котором идет речь, не придется переписывать в очередной раз уже лет через 20-30? Но, может быть, в основу изложения истории России, положить, наконец, национальную идею, о которой много говорят в последние годы, но никто так и не сформулировал ее точно? Явно необходим некий основополагающий исторический стержень, относительно правомочности которого будет трудно сомневаться. И тогда любые креативные зигзаги нашей истории, а в первую очередь различные их толкования, будут выглядеть как не столь уж важные блуждания в рамках общего Великого вектора. Здесь не скажу ничего нового: к примеру, почему бы авторам будущего учебника не взять за стержень тот факт, что Россия – это уникальная по национальному многообразию страна, уже много столетий не имеющая аналогов. Это котел, в котором издавна десятки разноязычных народов мягко сплавлялись в одну нацию – россияне. Было ли в мыслях у татаро-монгольских ханов, первыми пришедших на Русь, превратить ее в один из своих улусов (чтобы русские полностью растворились в их культуре и традициях)? Наверное, такая мысль присутствовала, но получилось-то как раз наоборот – многие из лихих наездников в вывернутых наизнанку тулупах в конце концов превратились в россиян, а иные и того больше – в русских. Титульная нация России – это ядро расплава, которое кристаллизовалось в глубине этого котла много веков, приобретая не только твердость, но и пластичность. Кем считал себя Иван Тургенев, чья фамилия в глубине веков берет начало от хана Тургена? Перед ним такой вопрос не стоял – он был русским. Аналогично Чаадаевы, Аксаковы, Гумилевы и множество других знаменитых русских фамилий, имеющих золотоордынские корни. В том же ряду Лермонтов с его шотландскими корнями, Пушкин, Достоевский… Можно привести примеры и более ранние, из домонгольских времен, когда кочевые племена, родственные половцам и печенегам, по своей воле принимали православие и начинали жить оседло близ Киева или Чернигова. Вспомните хотя бы ковуев, которые упоминаются в «Слове о полку Игореве».
В XVI–XVII веках в России появились уникальные (на фоне остального мира) законоуложения, требовавшие от местных властей помогать переселенцам, по той или иной причине пришедшим в Россию, предоставлять им различные преференции. Скажем, ярко это коснулось реестровых казаков (черкасов) и их семей, целыми селами переходивших границу, с целью укрыться от войн и смут, что происходили на Украине. У национальных  меньшинств были  серьезные послабления с налогообложением, их не брали в армию.
Надо полагать, что расположившись на пути Великого переселения народов, Россия (Русь) и в более давние времена впитывала языки и традиции скифов, сарматов, гуннов и других племен, чьи имена давно канули в дебрях той самой истории. Мало того, восточнославянские языки (русский – в первую очередь) имеют много общего с древним санскритом.
По сути, «переплавка» продолжается и сегодня – иногда с проблемами, которые (исходя из предыдущего опыта) можно и нужно считать временными. Мы как стояли на пути Великого переселения народов, так и стоим.
Понятно, что такое межнациональное «горнило» предполагало абсолютную централизацию государства – иначе ничего не получилось бы. Должно быть, это качество привнес как раз временный симбиоз с татаро-монгольскими пришельцами, у коих со времен Чингисхана присутствовала жесткая общегосударственная дисциплина (Великая Яса) как на поле боя, так и вне его. Русские это приняли. А вот вольная Украина долго противилась такой необходимости, балансируя между Россией, Польшей и протурецким Крымом. В результате смуты преследовали Украину до тех пор, пока она окончательно не нашла убежище «под сенью дружеских штыков», максимально сохранив при этом самобытность. Кстати, возможно ли было такое, приди на эти земли власть Польши, Турции или Швеции? Впрочем, сегодня  ситуация в этой стране как будто вернулась к смутному ХVII веку.
Здесь стоит вспомнить едва ли не титул, впервые прозвучавший в исторических хрониках по отношению к великому князю Московскому Ивану III Васильевичу, – Собиратель земель русских. Вполне справедливо такими собирателями можно назвать Ивана Калиту, Ивана IV Грозного, Алексея Михайловича Тишайшего, Петра I, Екатерину II и многих других российских самодержцев. Это была их сверхзадача, национальная идея, и если оценивать конкретное царствование с этой точки зрения, иногда получается совсем отличная от устоявшихся характеристик оценка.
Есть еще одно качество нашей страны, которое тоже можно взять за межвременной вектор. «У России только два союзника – армия и флот», – говорил в свое время российский император Александр III. Заметьте, время его правления – едва ли не самое спокойное в истории нашей страны. Серьезных войн при Александре-миротворце не было. Не потому ли, что самодержец не только говорил, но и действовал исходя из этого тезиса? Были же времена, когда ни одна пушка в Европе не могла выстрелить без дозволения русских императоров. Мы об этом забываем, а в Европе помнят и затаили давнюю обиду.
Почему Россия с давних времен как кость в горле у политиков и историографов многих европейских стран? Нас недолюбливают и боятся, всячески поддерживая меж собой именно этот имидж. Впрочем, понять их можно: татаро-монгольское нашествие так или иначе ослабло (а в конце концов иссякло) именно в наших землях, и не только в результате военных действий; наполеоновские войска потерпели поражение в России, после чего так и не смогли оправиться; подавляющее большинство гитлеровских дивизий полегли в наших землях. Однако у западных историков свой взгляд на эти события, и России там отведена весьма неадекватная роль. Сильная Россия не нужна им даже в учебниках.
Любая война, даже проигранная, делала нашу страну сильнее. Это касается и явного поражения в Первой мировой, последовавшей революции, Гражданской войны и колоссальной разрухи. Но потом началась индустриализация (несомненно, на костях), которая в сплошном недружелюбном окружении сделала страну сильнее, а стало быть – еще страшнее для недругов. После Второй мировой многие ждали, что СССР, ослабленный войной, без лендлиза не сможет восстановить разрушенное народное хозяйство, и скоро страну можно будет брать голыми руками. Не дождались и до сих пор удивляются.
Но ведь на самом деле нужно побаиваться страну, народ которой способен без страха и сомнения отдать миллионы жизней за свободу Родины, выстоять в самые тяжкие времена, но не пропустить врага. Может быть, сказываются как раз не исчезнувшие окончательно гены монголов? Другой разговор, что человеческих потерь на этом пути могло быть гораздо меньше. Однако это качество было присуще русским полководцам всегда, начиная с Куликовской битвы, – не считаться с потерями. Даже Суворова это не слишком заботило, а Георгия Жукова – тем более… Веками культивировался тезис «Умереть за землю русскую – святое дело». Попробуйте поставить в этой фразе вместо слова «русские» какую-то другую национальность, и вы поймете, как нелепо, а то и смешно это звучит. Трудно поменять что-либо и в привычном словосочетании «Святая Русь».
Впрочем, в российской истории есть немало примеров, когда русские под талантливым руководством одерживали блестящие победы при минимальных потерях со своей стороны. Один из таковых – битва при Молодях. О ней в школьных учебниках не сказано ничего или очень мало. Заметьте – сражение (а вернее – целая серия таковых) происходило не под прикрытием крепостных стен (в чем русские всегда были мастерами), а в голом поле. И не зимой (дескать, помог воевода-Мороз), а знойным летом 1572 года. Тогда погибло около 100 тысяч крымских татар, ногайцев и всего несколько тысяч русских. Крымцы после такого поражения очень долго не смели и носа показать в русских владениях. Это о пользе ярких побед, которые мы с легкостью забываем и каковых было немало.
Но вернемся к школьному учебнику. Рискнет ли кто-то из серьезных российских историков взяться за его создание на основе каких-либо заранее оговоренных рамок? Во-первых, автор наверняка подставится под нападки со стороны неизбежных коллег-оппонентов, во-вторых, рискует со временем быть пересмотренным и отвергнутым просто по политико-конъюнктурным причинам. Как сказал Оскар Уайльд: «Единственный наш долг перед историей – это постоянное ее переписывание».
То есть, формировать единый учебник для школы придется как лоскутное одеяло – из кусочков, отдельных тем и эпох, которые нужно связать между собой одной идеей. При этом не впасть в излишнюю детализацию, сухость и наукоподобность изложения, не подвергнуться партийному (в нынешнем понимании) влиянию, не заглядывать в рот власть имущим верхнего уровня и так далее и тому подобное. Да возможно ли такое? Особенно, когда речь идет о сравнительно близких временах. Английский философ Герберт Спенсер еще в середине XIX века утверждал, что «Никакой век не в состоянии написать свою собственную историю». Сергей Есенин на ту же тему высказался куда более красиво:
Лицом к лицу
Лица не увидать…
В заключение не могу не процитировать Бернарда Шоу: «Что скажет история (в частности, о дерзкой попытке написать единый учебник – прим. авт.)? История, сэр, солжет, как всегда!». Великий насмешник знал, что говорил.
Так что же, «еще одно, последнее сказанье»? Но последнее ли? Давайте хотя бы постараемся исполнить его с минимальным значением «коэффициента Геродота».

P.S. Однако не правильнее ли будет вместо общероссийского учебника с сомнительным будущим создать учебники по краеведению, для каждого региона – свой. В этом варианте можно будет гораздо меньше заботиться о какой-то концептуальности и конъюнктурном соответствии. Опять же, проще  избежать сухого и скучноватого научного стиля, который совершенно неприемлем для школьного учебника. Хотя бы по той причине, что исторические события регионального масштаба понятнее и  ближе. Кроме того, их можно подать в форме, максимально адаптированной к восприятию школьников, – чтобы разбудить интерес подрастающего поколения к истории.
  • Комментарии
Загрузка комментариев...