...Было это в конце 1980-х. Я возвращался из очередного отпуска во Владивосток, к месту службы. Ранняя подмосковная осень, аэропорт Домодедово. По-летнему было тепло, желтизна на березках только-только проявлялась, яркое солнышко призывало забыть о надвигающемся ненастье. В здании аэровокзала все шло своим чередом: прибывали и убывали рейсы согласно расписанию, у стоек регистрации толпились вылетающие и суетились провожающие. Скучающим взглядом с балкона, опоясывающего зал ожидания с трех сторон, наблюдал за происходящим. А что делать – до рейса «Москва – Владивосток» еще около четырех часов, вещи – в камере хранения. Вдруг, как мне показалось, перила прогнулись в сторону зала: в паре метров от меня на них облокотился пехотный капитан. Все в этом человеке было огромно: до блеска начищенные «берцы», наверное, 47-го размера, рост – около двух метров, а ладони, которыми он взялся за поручни, словно лопаты. По форме – «афганке», не выдававшейся на территории Союза, и по красно-коричневому загару определил место службы капитана.
– За речку? – спросил я, придвинувшись поближе. Выражение «за речку» означало пересечение реки Пяндж, по которой проходила граница СССР и Афганистана.
– Что, тоже служивый? – откликнулся капитан.
Уместный вопрос, так как я был в «гражданке».
– ВМФ, – кратко отрекомендовался я.
– Тебе до самолета сколько?
– Четыре часа.
– И мне больше трех. Пойдем на улицу покурим, – предложил собеседник.
Мы вышли из здания аэровокзала и направились через площадь к самолету ИЛ-18, поставленному здесь «на мертвый якорь». Расположившись на траве, не сговариваясь, полезли во внутренние карманы за офицерскими фляжками. Выпили по глотку за знакомство – и потекла неспешная беседа.
Капитана звали Вадимом. Возраста был примерно моего – 35-37 лет. Выпускник училища имени Верховного Совета – «кремлевец». На последнем курсе женился, удачно распределился – в Группу советских войск в Германию. Уютный немецкий городок в часе езды от Берлина, образцовая гвардейская часть – служи, да радуйся.
Но переменчива офицерская служба, через три года – новое назначение в Забайкальский военный округ, Даурию. Вместо уютной немецкой квартиры с удобствами комната в офицерской общаге и с «удобствами» в конце коридора. Жена – москвичка, проплакав неделю, уехала к родителям погостить и осталась навсегда. Бумаги о разводе прислала по почте.
Однако служба шла своим чередом, Вадим – уже капитан, командир роты. Назначение в Афганистан воспринял спокойно – надо, так надо. Полгода пролетели незаметно, сопровождали колонны, ходили на «боевые». Конечно, не без потерь – это война. В Москве оказался по печальному поводу – сопровождал «двухсотого». Груз «двести» – это погибший боец в цинковом гробу.
– Это Саня, мой взводный, – продолжил Вадим. – Лейтеха, только что из училища и вот...
А погиб лейтенант не в бою, просто вышел из расположения части за сигаретами в ближайший дукан (лавку). Бойцы бросились на звуки выстрелов, раздавшихся оттуда, куда минуту назад ушел офицер. И нашли его с раной в спине. Квартал был оцеплен и прочесан, а вскоре нашли и убийцу. Им оказался подросток 13-14 лет. Орудием убийства был старинный английский штуцер начала XIX века.

Привез взводного в Узловую его маме. Маленькая такая женщина, слез у нее не было от горя. Запомнились ее слова, которые до сих пор жгут душу: «Вот стоишь ты передо мной, живой, здоровый. Командир, я тебе свою кровиночку доверила, а ты не сохранил, не уберег. В глаза мне смотришь, а его больше нет...».
Мы встали, еще раз приложились в фляжкам.
– Теперь еду назад, – сказал капитан. – Материнские слезы «духам» припомню.
Такая встреча произошла в пути. Мы не обменялись адресами, каждого ждала своя жизнь, своя служба.

«Духи», пользуясь беспросветной нищетой и религиозностью афганцев, убеждали, что расправиться с «шурави» (советским) – это подвиг. Была даже своего рода «тарифная сетка»: сколько за солдата, сколько за офицера, а за выведенный из строя танк или вертолет платили даже долларами.



Фото с kicklife.livejournal.com.

ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ